Неточные совпадения
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами
лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые
снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна
на другую, — и все эти
снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса,
на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
И постепенно в усыпленье
И чувств и дум впадает он,
А перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон.
То видит он:
на талом
снеге,
Как будто спящий
на ночлеге,
Недвижим юноша
лежит,
И слышит голос: что ж? убит.
То видит он врагов забвенных,
Клеветников и трусов злых,
И рой изменниц молодых,
И круг товарищей презренных,
То сельский дом — и у окна
Сидит она… и всё она!..
Снег лежал ослепительной пеленою
на необозримой степи.
Он остановился
на углу, оглядываясь: у столба для афиш
лежала лошадь с оторванной ногой, стоял полицейский, стряхивая перчаткой
снег с шинели, другого вели под руки, а посреди улицы — исковерканные сани, красно-серая куча тряпок, освещенная солнцем; лучи его все больше выжимали из нее крови, она как бы таяла...
Второй полицейский, лысый, без шапки, сидел
на снегу;
на ногах у него
лежала боковина саней, он размахивал рукой без перчатки и кисти, — из руки брызгала кровь, — другой рукой закрывал лицо и кричал нечеловеческим голосом, похожим
на блеяние овцы.
По площади ползали окровавленные люди, другие молча подбирали их, несли куда-то; валялось много шапок, галош; большая серая шаль
лежала комом, точно в ней был завернут ребенок, а около ее,
на снеге — темная кисть руки вверх ладонью.
Был один из тех сказочных вечеров, когда русская зима с покоряющей, вельможной щедростью развертывает все свои холодные красоты. Иней
на деревьях сверкал розоватым хрусталем,
снег искрился радужной пылью самоцветов, за лиловыми лысинами речки, оголенной ветром,
на лугах
лежал пышный парчовый покров, а над ним — синяя тишина, которую, казалось, ничто и никогда не поколеблет. Эта чуткая тишина обнимала все видимое, как бы ожидая, даже требуя, чтоб сказано было нечто особенно значительное.
Москва была богато убрана
снегом, толстые пуховики его
лежали на крышах, фонари покрыты белыми чепчиками, всюду блестело холодное серебро, морозная пыль над городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного серебра. Под ногами людей хрящевато поскрипывал
снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Но поутру,
лежа в постели, раскуривая первую папиросу, он подумал, что Дронов — полезное животное. Вот, например, он умеет доставать где-то замечательно вкусный табак.
На новоселье подарил отличный пейзаж Крымова, и, вероятно, он же посоветовал Таисье подарить этюд Жуковского — сосны, голубые тени
на снегу. Пышное лето, такая же пышная зима.
— Видела что-то, постойте… Да: поле видела,
на нем будто
лежит…
снег.
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас едем.
На горах не оттаял вчерашний
снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды проехали в темноте,
лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
Костер почти что совсем угас: в нем тлели только две головешки. Ветер раздувал уголья и разносил искры по
снегу. Дерсу сидел
на земле, упершись ногами в
снег. Левой рукой он держался за грудь и, казалось, хотел остановить биение сердца. Старик таза
лежал ничком в
снегу и не шевелился.
На пути нам встречались каскадные горные ручьи и глубокие овраги,
на дне которых
лежал еще
снег.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от
снега. Воздух был свежий, прозрачный. Морозило. По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая
снегом трава
лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил
на нем мои обутки.
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком
лежалаСнегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний
снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить
на свете!
Мистицизм Витберга
лежал долею в его скандинавской крови; это та самая холодно обдуманная мечтательность, которую мы видим в Шведенборге, похожая, в свою очередь,
на огненное отражение солнечных лучей, падающих
на ледяные горы и
снега Норвегии.
Приехавши в небольшую ярославскую деревеньку около ночи, отец мой застал нас в крестьянской избе (господского дома в этой деревне не было), я спал
на лавке под окном, окно затворялось плохо,
снег, пробиваясь в щель, заносил часть скамьи и
лежал, не таявши,
на оконнице.
На дворе была оттепель, рыхлый
снег местами чернел, бесконечная белая поляна
лежала с обеих сторон, деревеньки мелькали с своим дымом, потом взошел месяц и иначе осветил все; я был один с ямщиком и все смотрел и все был там с нею, и дорога, и месяц, и поляны как-то смешивались с княгининой гостиной. И странно, я помнил каждое слово нянюшки, Аркадия, даже горничной, проводившей меня до ворот, но что я говорил с нею, что она мне говорила, не помнил!
Сугробы
снега лежали около нее и
на крыше.
В таком настроении одной ночью или, вернее, перед утром, мне приснилось, будто я очутился в узком пустом переулке. Домов не было, а были только высокие заборы. Над ними висели мутные облака, а внизу
лежал белый
снег, пушистый и холодный.
На снегу виднелась фигурка девочки в шубке, крытой серым сукном и с белым кроличьим воротником. И казалось — плакала.
В одном месте прямо
на снегу лежал пластом молодой мужик, выбившийся из сил.
В яме, где зарезался дядя Петр,
лежал, спутавшись, поломанный
снегом рыжий бурьян, — нехорошо смотреть
на нее, ничего весеннего нет в ней, черные головни лоснятся печально, и вся яма раздражающе ненужна.
Этот крик длился страшно долго, и ничего нельзя было понять в нем; но вдруг все, точно обезумев, толкая друг друга, бросились вон из кухни, побежали в сад, — там в яме, мягко выстланной
снегом,
лежал дядя Петр, прислонясь спиною к обгорелому бревну, низко свесив голову
на грудь.
Я вскочил с постели, вышиб ногами и плечами обе рамы окна и выкинулся
на двор, в сугроб
снега. В тот вечер у матери были гости, никто не слыхал, как я бил стекла и ломал рамы, мне пришлось пролежать в
снегу довольно долго. Я ничего не сломал себе, только вывихнул руку из плеча да сильно изрезался стеклами, но у меня отнялись ноги, и месяца три я
лежал, совершенно не владея ими;
лежал и слушал, как всё более шумно живет дом, как часто там, внизу, хлопают двери, как много ходит людей.
Селение
лежит высоко над уровнем моря и не защищено от северных ветров;
снег тает здесь
на две недели позже, чем, например, в соседнем селении Мало-Тымове.
Сверх того, чем позднее перестанет идти
снег, тем короче заячьи малики, так что, если
снег шел сильный и перестал
на заре (что случается довольно часто), то где увидишь малик, там
лежит и заяц, ибо все его прежние ходы запорошило
снегом; само собою разумеется, что малики тогда попадаются редко.
Тут он так крепко иногда
лежит, что мне самому случалось взминать
снег ногами, чтоб взбудить русака… и что за красота, когда он вылетит из удула,
на все стороны рассыпав снежную пыль, матерой, цветной, красивый, и покатит по чистому полю!..
Летом русак так же сер, как и беляк, и не вдруг различишь их, потому что летний русак отличается от летнего беляка только черным хвостиком, который у него несколько подлиннее, черною верхушкою ушей, большею рыжеватостью шерсти
на груди и боках; но зимой они не похожи друг
на друга: беляк весь бел как
снег, а у русака, особенно старого, грудь и брюхо несколько бледно-желтоваты, по спине
лежит довольно широкий, весьма красивый пестрый ремень из темных желтоватых и красноватых крапинок, в небольших завитках, или, точнее сказать, вихрях, похожий
на крымскую крупную мерлушку.
Весною, пролетом, гуси показываются очень рано; еще везде, бывало,
лежит снег, пруды не начинали таять, а стаи гусей вдоль по течению реки летят да летят в вышине, прямо
на север.
Чем ранее начинаются палы, тем они менее опасны, ибо опушки лесов еще сыры,
на низменных местах стоят лужи, а в лесах
лежат сувои
снега.
Часов в десять утра куропатки улетают в те места, где ночевали, и проводят там
на отдыхе несколько часов:
лежат до половины зарывшись в
снег и даже спят.
Вынули вторые рамы, и весна ворвалась в комнату с удвоенной силой. В залитые светом окна глядело смеющееся весеннее солнце, качались голые еще ветки буков, вдали чернели нивы, по которым местами
лежали белые пятна тающих
снегов, местами же пробивалась чуть заметною зеленью молодая трава. Всем дышалось вольнее и лучше,
на всех весна отражалась приливом обновленной и бодрой жизненной силы.
Пришла зима. Выпал глубокий
снег и покрыл дороги, поля, деревни. Усадьба стояла вся белая,
на деревьях
лежали пушистые хлопья, точно сад опять распустился белыми листьями… В большом камине потрескивал огонь, каждый входящий со двора вносил с собою свежесть и запах мягкого
снега…
Когда мы подходили к биваку, я увидел, что нависшей со скалы белой массы не было, а
на месте нашей палатки
лежала громадная куча
снега вперемешку со всяким мусором, свалившимся сверху. Случилось то, чего я опасался: в наше отсутствие произошел обвал. Часа два мы откапывали палатку, ставили ее вновь, потом рубили дрова. Глубокие сумерки спустились
на землю,
на небе зажглись звезды, а мы все не могли кончить работы. Было уже совсем темно, когда мы вошли в палатку и стали готовить ужин.
Убитый Кирилл
лежал попрежнему в
снегу ничком. Он был в одной рубахе и в валенках. Длинные темные волосы разметались в
снегу, как крыло подстреленной птицы. Около головы
снег был окрашен кровью. Лошадь была оставлена версты за две, в береговом ситнике, и Мосей соображал, что им придется нести убитого
на руках. Эх, неладно, что он связался с этими мочеганами: не то у них было
на уме… Один за бабой погнался, другой за деньгами. Того гляди, разболтают еще.
Несмотря
на то, что не было ни тележного, ни санного пути, потому что
снегу мало
лежало на дороге, превратившейся в мерзлые кочки грязи, родные накануне съехались в Багрово.
Уж
на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами
снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек
лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Однако по смутным воспоминаниям соображали они, что Крым — это земной рай, где растет виноград и зреют превкусные крымские яблоки; что красоты Кавказа живописны, величественны и никем не описуемы, кроме Лермонтова; что Подольская губерния
лежит на одной широте с Парижем, и оттого в ней редко выпадает
снег, и летом произрастают персики и абрикосы; что Полесье славится своими зубрами, а его обитатели колтунами, и так далее в этом же роде.
«Образ багренья таков: в назначенный день и час являются
на Урал атаман багренья (всякий раз назначаемый канцеляриею из штаб-офицеров) и все имеющие право багрить казаки, всякий в маленьких одиночных санках в одну лошадь, с пешнею, лопатою и несколькими баграми, коих железные острия
лежат на гужах хомута, у оглобли, а деревянные составные шесты, длиною в 3, 4, иногда в 12 сажен, тащатся по
снегу.
Одним, если не прекрасным, то совершенно петербургским утром, — утром, в котором соединились неудобства всех четырех времен года, мокрый
снег хлестал в окна и в одиннадцать часов утра еще не рассветало, а, кажется, уж смеркалось, — сидела Бельтова у того же камина, у которого была последняя беседа с женевцем; Владимир
лежал на кушетке с книгою в руке, которую читал и не читал, наконец, решительно не читал, а положил
на стол и, долго просидев в ленивой задумчивости, сказал...
Вместо
снега на мостовой
лежала какая-то жидкая каша.
Когда приятели вернулись в свой город, был уже ноябрь и
на улицах
лежал глубокий
снег. Место Андрея Ефимыча занимал доктор Хоботов; он жил еще
на старой квартире в ожидании, когда Андрей Ефимыч приедет и очистит больничную квартиру. Некрасивая женщина, которую он называл своей кухаркой, уже жила в одном из флигелей.
Вот хошь бы теперь: по временам давно бы пора пахарю радоваться
на озими, нам — невод забрасывать; а
на поле все еще
снег пластом
лежит, река льдом покрыта, — возразил Глеб, обращаясь к шерстобиту, который сидел с зажмуренными глазами и, казалось, погружен был в глубокую думу.
Был лунный, ясный вечер,
на улице катались по свежему
снегу, и в комнату с улицы доносился шум. Нина Федоровна
лежала в постели
на спине, а Саша, которую уже некому было сменить, сидела возле и дремала.
У ног их,
на снегу,
лежала вниз лицом женщина; затылок у неё был в крови и каком-то тесте,
снег вокруг головы был густо красен.
Едва я переступил порог, как из комнаты, где
лежала она, послышался тихий, жалобный стон, и точно это ветер донес мне его из России, я вспомнил Орлова, его иронию, Полю, Неву,
снег хлопьями, потом пролетку без фартука, пророчество, какое я прочел
на холодном утреннем небе, и отчаянный крик: «Нина!
Маякин взглянул
на крестника и умолк. Лицо Фомы вытянулось, побледнело, и было много тяжелого и горького изумления в его полуоткрытых губах и в тоскующем взгляде… Справа и слева от дороги
лежало поле, покрытое клочьями зимних одежд. По черным проталинам хлопотливо прыгали грачи. Под полозьями всхлипывала вода, грязный
снег вылетал из-под ног лошадей…
Чудится ему, что Лиска пришла к нему и греет его ноги… что он
лежит на мягком лазаретном тюфяке в теплой комнате и что из окна ему видны Балканы, и он сам же, с ружьем в руках, стоит по шею в
снегу на часах и стережет старые сапоги и шинель, которые мотаются
на веревке… Из одного сапога вдруг лезет фараон и грозит ему…
Выпал первый
снег. Он шел всю ночь, и
на утро армия сторожей и рабочих разгребала лопатами проходы к академическим зданиям. В парке
снег лежал ровным пологом, прикрывая клумбы, каменные ступени лестниц, дорожки. Кое-где торчали стебли поздних осенних цветов, комья
снега, точно хлопья ваты, покрывали головки иззябших астр.
В этот день я смотрел из окна чертежной
на белый пустой парк, и вдруг мне показалось, что в глубине аллеи я вижу Урманова. Он шел по цельному
снегу и остановился у одной скамейки. Я быстро схватил в вестибюле шляпу и выбежал. Пробежав до половины аллеи, я увидел глубокий след, уходивший в сторону Ивановского грота. Никого не было видно, кругом
лежал снег, чистый, нетронутый. Лишь кое-где виднелись оттиски вороньих лапок, да обломавшиеся от
снега черные веточки пестрили белую поверхность темными черточками.